|
|
 |
Богатейшая канва жизни Андрея Михайловича Волконского (1933-2008) — композитора, клавесиниста, исследователя, страстного путешественника, не менее страстного любителя дружеских пирушек с музыкой, аристократа и фрондера, верного друга немногих близких ему людей, человека с невероятно прихотливым, избирательным вкусом, победителя и пораженца, артиста-провокатора и смиренного созерцателя собственных невзгод — никак не сможет уместиться в краткий хронограф фактов.
Он родился в 1933 году в Женеве, в княжеской семье Волконских, бежавших от русской революции и репатриировавшихся в СССР в 1947 году, поддавшись советской пропаганде. Волконские были отправлены в Тамбов, где Андрей поступил в музыкальное училище. В 1950 году он был принят в Московскую консерваторию в класс композиции Ю.Шапорина. Невзирая на исключение Волконского из Московской консерватории за несдачу экзамена по марксизму, Союз композиторов принимает его в 1955 году в свои члены, издает Фортепианный квинтет и помогает в исполнениях. Однако Волконский, несогласный ни с советской идеологией, ни с принудительной стилистикой соцреализма, идет собственным путем, гигантскими шагами осваивая новейшие западные стили и техники, неприемлемые советской идеологией. Начиная с 1957 года (додекафонная Musica stricta для фортепиано) в каждом новом сочинении Волконский делает нечто неслыханное до тех пор в советской музыке: пробует сериальность, алеаторику, сонористику, хэппенинг... Редкие исполнения вызывают страх и сопротивление музыкальных чиновников, видящих в этой свободе антисоветчину, что приводит в итоге в конце 1960-х к полному запрету на исполнение его сочинений. Частичной компенсацией выхода творческой энергии Волконского явилось исследование и исполнение музыки 14-17 веков и создание в 1964 году первого в СССР ансамбля старинной музыки «Мадригал». В музыке Машо и Дюфаи, Джезуальдо и Шютца, Куперена и Пёрселла Волконский нашел выход своим экспериментам, авангардным творческим исканиям, здесь он мог делать все, что хотел, без ограничений и запретов. Пионер в исполнении старинной музыки, блестящий клавесинист, музыкант, распахнувший окно в европейскую музыку Ренессанса и Барокко, уникально одаренный композитор, он быстро стал любимцем как широкой публики, так и большого круга профессионалов — молодых ищущих композиторов. Любовь и интерес к нему, к его творчеству и исполнительству разделяла практически вся тогдашняя советская интеллигенция — от Москвы, Ленинграда и Киева до Эстонии, Грузии и Армении. Среди исполнителей его музыки в 1950-60-е годы — Мария Юдина, Геннадий Рождественский, Рудольф Баршай, Игорь Блажков, Лидия Давыдова, Марк Пекарский, Лев Маркиз. Однако, не выдержав неравной борьбы за исполнение своей музыки, Волконский в 1973 году уезжает на Запад — уже насовсем.
Целый период — с 1973 до середины 1980-х — Волконский пытается нащупать точки опоры в музыкальной жизни Франции, Швейцарии, Италии, Германии, ни в коей мере не желая поступаться своей независимостью. Авангардные установки, бывшие в СССР орудием фронды, неприятия системы и власти, оказались на Западе расхожей монетой, модным языком, позволяющим получать заказы, финансирование исполнений и обеспечивающим положение в музыкальном мире. Волконский не захотел идти на поводу этой новой формы несвободы, написав для ряда фестивалей несколько вызывающе «анти-авангардных» сочинений («Мугам», «Immobile», «Lied»), но только потерял в своем имидже, разочаровав заказчиков. То влияние и те заслуги, то обожание и преклонение, которые отчасти питали его творческие импульсы в Советском Союзе, были не нужны в Европе.
Нараставшее в европейской старинной музыке движение «исторического исполнительства» Волконский также не смог полностью принять. Несмотря на прекрасное знание источников, он тем не менее относился иронически к любой стилистической реконструкции как к «музею» и отстаивал свое право исполнителя на абсолютно независимую интерпретацию. Продолжая изучение и исполнение музыки 17-18 веков, Волконский в 1970-80-е годы много играет на клавесине, создает ансамбль «Hoc Opus», записывает программы на фламандском клавесине мастера Добсона.
Будучи «чужаком» в советских музыкальных тисках, Волконский оказался чужаком и в западных системах музыкальной жизни. Он пытался противостоять моде авангарда и моде аутентизма. Немногие (среди них очень хорошие) сочинения 1970-90-х годов — «Immobile», «Мугам», «Was noch lebt», «Carrefour» — демонстрируют метания автора, его рефлексию, и не утверждают какой-либо единой авторской концепции. Он и в них остается самим собой — индивидуалистом, пишущим согласно собственным критериям. Эти сочинения скорее задают вопросы, чем ставят точки.
В последние 15 лет своей жизни, живя во французском городе Экс-ан-Прованс, Волконский, один из кураторов известного Беляевского фонда, активно помогает российским и бывшим советским коллегам, включив в каталог издательства «М.П.Беляев» таких композиторов, как Сильвестров, Мансурян, Раскатов, Рабинович, Вустин, Кисин и других. Он продолжает играть домашние концерты на своем любимом клавесине, приглашает друзей, публикует небольшую, но ценную книгу «О темперации». Симпатия к нему не ослабевает со стороны старых друзей и молодых музыкантов; результатом бесед и опять-таки дружеских застолий с воспоминаниями явились книги М.Пекарского «Назад к Волконскому вперед», Е.Дубинец и И.Соколова «Князь Андрей Волконский. Партитура жизни», статьи Ю.Холопова, стихи Г.Айги; его главные сочинения снова и снова исполняются в России, издаются записи. Уже после его смерти Московская консерватория учредила Международный конкурс клавесинистов его имени, выпустила диски с его музыкой. И сейчас его имя вспоминается с огромной благодарностью всеми, кто его знал или испытал его влияние. Он был магическим проводником музыки, влюбленным в нее и предлагавшим разделить эту его глубинную любовь — будь то музыка 14-16 веков или Вагнер или авангард — всем его слушателям и собеседникам.
Алексей Любимов
|
